Страшный рассказ для чтения на ночь

Теги:
Страшные истории

Рассказы

Shutterstock

— А если у тебя муж бородатый будет, ты его все равно любить будешь? — спросила Соня у младшей сестры-погодки.

Они лежали на одной кровати, укрытые пустым пододеяльником. Из форточки тянуло летней ночью. Через стенку отдыхала мама и лишь криками напоминала о своём присутствии. «А ну спать! Ш-штоб больш-ш-ш-е ни одного писка!», — выдувала она звуки через небольшую щелочку в зубах. Ещё два часа назад она потушила свет в детской, пользуясь абсолютной властью взрослого, но темнота лишь подкидывала сестрам новые темы для болтовни.

Лиза скривила лицо от вопроса Сони и высунула язык под озвучку: «бу-у-э-э».

— Борода же колючая! Каждый волосок — как зубочистка. Она мне всё лицо продырявит! — возмутилась Лиза с вытаращенными глазами. Послюнявив прядь волос, которая сама лезла в рот, она добавила:

— Может эту бороду чем-то смазать? Чтобы отвалились волоски. У деда вон кожа из седины торчит: бледный ровный кружочек. Небось знает средство хорошее вывести волосы.

— Ничем ты эту заразу не выведешь. У мужа твоего ещё и на груди будут волосы. Если повезет — три редких, но длинных. А если нет — то густая, как мох, поросль. Там будут застревать мухи и умирать в волосяных лабиринтах. Поэтому он ещё и мертвячиной будет попахивать. — запугивала сестру Соня.В подтверждение её слов из форточки пахнуло тухлым.— Фу-у-у-у! — сморщилась Лиза. Волосатый и вонючий мне не нужен! И вообще! Чего ты каркаешь? Мысль же материальна!

— Я не каркаю, а предсказываю. — Вот слушай моё пророчество.

Соня закатила зрачки, оставив только темный краешек, и пустыми белёсыми глазами посмотрела на сестру.— Замуж ты выйдёшь рано, через год, за толстого соседа, у которого вместо пупка — дверной глазок. А в нё-о-о-ом… — затянула интригу старшая. — Глаз без зрачка!

— Какая ты врушка, Соня! То волосатый, то со глазком в пупке! Я сейчас сама тебе твоё будущее предскажу! — угрожала Лиза сестре. — Вижу… Вижу… Муж у тебя будет с большой стеклянной головой. Внутри неё — грязная вода из речки. И губы — как будто два слипшихся слизня! Но целоваться с ним тебе все равно придётся! Таков женовий долг!

Соня натянула пододеяльник до глаз. Глаза её сожмурились до одной складочки, утащив в глубину ресницы. Из-под бледной ткани донеслась то ли жалоба, то ли возмущение.

— Так нельзя говорить! Ты мне беду нагадала!

Лиза дёрнула вниз пододеяльник, содрав его с сестры до трусов. Соня лежала замершей куклой: тело расправленное, недвижимое, руки прилипли к бёдрам и лишь зрачки шевелились суетливыми маятниками — влево-вправо, влево-вправо.

Лиза уже пожалела о своём предсказании. Соня хоть и убеждала всех в своей неустрашимости, на деле оставалась трусихой: рыдала от страшных снов, вскакивала от шорохов, не оставалась одна дома и обходила поодаль все люки. Ей надо было сказать что-то успокаивающее на её суеверном языке, чтобы вернуть к жизни.

— Слово, вернись обратно в рот. Чтобы не было забот. — коряво на ходу сочинила Лиза и коснулась плеча сестры после небольшой петли в воздухе. — Всё, отозвала слова. Не бойся теперь.

Соня дёрнулась как от разряда электричества, изогнулась в животе, в шее, в коленях, отмерла и задышала. Девочка сначала пошевелила руками, потом ногами, а затем и заговорила деловито.

— Я и не боялась. Про своё будущее все знаю и без сопливых. Мало того что сама вижу, так мне ещё подружка в школе нагадала. Астрологический прогноз предсказал, что муж у меня дипломатом будет.

— Это сумка такая? — прищурилась Лиза.

— Это человек важный в правительстве! Он отношения налаживает с другими странами. Чтобы мы торговали разным: носками там, картошкой, деревьями.

— Ерунда какая! Давай я тебе лучше свой гороскоп составлю. Ты в какой день родилась?

— В воскресенье. — просияла Соня, словно появление на свет в выходной давало ей бонусы от жизни.

Лиза снова задрала зрачки кверху, выискивая среди умственного склада нужные слова.

— У рождённых в воскресенье… Под кроватью приведение! — симпровизировала она и прыснула смешком.

— Я кому сказала спать! — рявкнула мама из-за двери. Стена дрогнула от крика, качнула потолок и люстру со стекляшками.

Предупреждение было уже третьим. Если один звук и родительница ворвётся в комнату громким топотом и, больно дергая за руки, растащит Соню с Лизой по разным кроватям.

Сёстры накрылись общим одеялом с головой. Мамин крик, зацикленный в ушах, стих. Наружу, из под верхнего края, высунулись две головы со вздыбленными волосами.

— Теперь только шёпотом давай. — ели слышно предложила Соня.

Лиза легонько кивнула, а потом вздрогнула и дернула ногой. До того момента из-под пододеяльника у неё торчала ступня, свисающая над полом.

— Перестань щекотать! — шикнула Лиза. — Я рассмеюсь и опять влетит.

— Это не я. — отозвалась Соня, достав из-под одеяла ладони.

Глаза у старшей сестры скосились вправо. На безымянном пальце у неё появилось толстое желтое кольцо. Соня выпучила глаза, а второй рукой прикрыла себе рот.

Она попыталась стащить кольцо с пальца. Металл обхватил его намертво, без зазора, и даже не прокручивался по сторонам.

— Дай я. — оттолкнула пальцы сестры Лиза. Она взялась за нагретый обруч и резко рванула. Хрустнул палец и Соня взвизгнула.

Лиза шатнулась назад и упала с кровати. Удар пришелся на спину, от неё злая боль разошлась повсюду. Тело задеревенело, вросло в пол, стало чужим и недвижимым.

Из-за двери приближался бодрый марш.

— Как вы меня доканали! Сейчас-с за космы растащ-щ-щ-у! — шипела мама, маршируя пятками об линолеум.

Она дёрнула за дверную ручку, ещё раз, ещё-ещё-ещё. Механизм не поддавался, золотистистый металл, отлитый в короткую волну, трепыхался вверх-вниз, но внутрь не пропускал.

— Сейчасжеоткройте! — выдавила мать сквозь зубы сросшиеся от ярости слова.

Лиза, прибитая к полу неведомой силой, пыхтела отдельными звуками. Язык стал слабый, прилип к небу и не давал говорить.

— Ма-А-а-А-м-а-а! У-у ме-е-е-нЯ-я-я кольцо на пальце-Е! — то ли заикаясь, то ли вздрагивая выжала из себя Соня.На секунду все стихло. Из-под кровати вылетела белая полупрозрачная ткань, похожая на тюль и приземлились на голову Соне. Материя завесила девочке лицо, а на макушке собралось пышным бантом. Соня истошно завизжала. Свободными краями дымка «фаты» собралась в комочек и заглушила вопль. С того момента изо рта сестры слышались только глухие жалостливые звуки.

— Соня, открой дверь! Считаю до трёх! Ррррраз — голосила мама.

Всё это время Лиза лежала на полу, придавленная невидимым грузом, и собирала силы. Вначале ей удалось прижать согнутые ноги к груди, затем — качнуться на полукруглой спине и сесть на корточки. Уняв головокружение, она поползла к двери.

У матери к тому моменту сорвался голос и напоминал петушиную трель. Грозный рык сменился фальцетом.

— Два-а-а-а-а!

Из-под кровати показался черный портфель с серебристой бляшкой. Щелчок — и она разошлась посередине. Из отсека сумки вылез чёрный рукав, второй, затем черный пиджак, а потом и весь чёрный льняной костюм. Он расправился во всю длину. Из его рукавов шёл темный дым, похожий на копоть. На месте головы — аквариум с зеленоватой водой. На нём сверху толстые слизни телами вырисовывали что-то напоминающее лицо: два соединенных — вместо губ, ещё два слева и справа — вместо глаз.

— Оди-и-и-ин! — жалобно донеслось из-за двери.

Рукава костюма перестали коптеть, дым рассеялся, и на месте рук выросли пыльные карандаши, изгрызенные ручки и забытые под кроватью фломастеры: по пять с каждого края. Костюм вытянул рукав к лицу Соне. На перекрестии «пальцев» лежало кольцо.

— Станем мужем и женой. — раздалось из аквариума. Вода в нём взбаламутилась, пошла пузырями.

— У меня диплома-А-а-Ат должен быть! — выплёвывая «фату», ревела Соня. К этому моменту пододеяльник оплел её тело: вверх по фигуре, низ — пышной юбкой с воланами.

Лиза неповоротливыми пальцами трясла ручку двери. По другую сторону шумела мама — била то ногой, то плечом по тонкой перегородке. Дверь дрожала от каждого удара, но не поддавалась. Сверху сыпалась мелкая серая крошка.

Соня перестала дрожать и вздрагивать. Теперь она смотрела на Костюм без ужаса. Её расширенные зрачки завороженно следовали за движением его руки.

— Надень. — повторил Костюм и вновь поднёс ей к лицу карандашные грабли.

Соня хихикнула, как умалишенная, опустила вниз глаза и потянулась за кольцом.

Мама к этому моменту устала, сползла на пол и лишь легонько билась лопатками об тонкую перегородку. Между глухими ударами Лиза услышала:

— Мо-о-о-оль…

Голос был колючим и седым, будто вдали ветер ворочал туда-сюда ржавые ворота. Звук раздавался где-то рядом, но оставался тусклым, будто был замурован в толщу стен и просачивался сквозь покровы. До комнаты он доходил лишь отдаленным неведомым скрежетом.

— Моль…

Лиза отошла от двери и приложила руку к стене. Через пожелтевшие обои в цветочек она почувствовала тепло. Поверхность шумно втягивала воздух, сужалась, на секунду замирала, выпучивалась вперёд, как толстый живот, выдувала жар и вновь становилась плоской. Лиза кожей чувствовала движение: рука опускалась, поднималась. В стене вновь заскрежетало, будто кто-то отхаркивал першение в горле. Девочка прислонила ухо к обоям и вслушилась.

— Выпусти из шкафа моль.

Соня сидела на кровати, медленно моргала и буравила кольцо, лежащее в углублении её ладони. Правый уголок губ у неё был задран в улыбку, с краешка текла слюна, а нижний покоился внизу, выдавая безумие.

— Быстрей. — терял терпение костюм. Нас ждут.

Соня перевела взгляд на «жениха» и хихикнула.

Рядом скрипнули старые дверцы шкафа. До этого времени их ручки были перевязаны замызганной резинкой для волос. Хлам, который копился четыре десятка лет, ещё со времён покойной бабки, надавил весом и вывалился на свободу. На пол рухнули старые платья, стопки скатертей, овечья шуба, коричневые комочки колготок и старомодные туфли. За дверцей шкафа спряталась Лиза.

Улеглась пыль, прояснились внутренности шкафа. На верхней перегородке наметилось копошение. Крупные насекомые, как летучие мыши, висели вниз головой, обернутые в серые крылья. Они легонько покачивались, будто убаюкивали себя.

— Ку-у-у-ш-а-а-ать! — заскрипел голос из стены.

Лизе он напомнил бабушкин. Им она приказывала внучке читать сказки про дурачков и царевн.

Несколько десятков огоньков вспыхнули из глубины шкафа. Они сияли красным и тонкими лучами подсвечивали костюм.

— Ван, ту, сри! — отсчитал скрежет из стены, снова напомнивший Лизе бабку-покойницу. Сколько бы девочка не называла старушке слова на «эф» — Федя, Фома, фото — и сколько бы не билась за английское «фри», тройка на бабушкин манер оставалась непобедимой.

Живности из шкафа, однако, произношение не мешало. По команде рой вырвался из темноты и взбаламутил воздух крыльями. Они облепили костюм, послышался треск, чавканье и торопливый стук; крошечные зубки тварей измельчали ткань. Соня кричала «горько!» на кровати и истошно гоготала, а мать затихла по ту сторону двери.

Лиза выглянула из-за дверцы. От стены повеяло теплым дыханием с кисловатым запахом. Оно подхватило хищное облако моли и задуло в шкаф вместо с хламом. Дверцы сомкнулись с грохотом. Напор пожитков подпёрла неизменная резинка для волос.Костюм исчез, на полу остались лишь запонки с бронзовыми пуговицами. Стекляшка немного повисела в воздухе и свалилась. Сотни мелких осколков брызнули на пол. По ним ползли четыре слизня. В тишине они добрались до портфеля и вместе с ним пропали под кроватью.

— Девки! — заскрипели стены. Звук стал громче, раздался с каждой стороны, как в навороченном кинотеатре. Дом задребезжал, затрясся. — Если ещё раз узнаю, что кто-то из вас издевается над сестрой, матерью или дочерью, — скормлю зверью!

Бабушка и при жизни болтливой не была: влепит оплеуху, пообещает расправу и по своим делам уйдёт. После смерти она себе не изменяла.

Стены замолкли, из окна пробились первые лучи. Соня очнулась из приступа безумия: ощупывала лицо, осматривала «платье» и оттиск на безымянном пальце. Мать наконец открыла дверь и припала к стене с цветочными обоями, как к иконе. Поверхность больше не говорила, не дышала, но мать щекой все ещё чувствовала тепло из глубины. Лиза сидела по полу посреди битого стекла и клялась, чтобы больше никому не пожелает ничего плохого.

Еще больше интересных материалов — в нашем
телеграм-канале!

Источник